Неточные совпадения
Самгин свернул за угол в темный переулок, на него налетел ветер, пошатнул, осыпал пыльной скукой. Переулок был
кривой, беден
домами, наполнен шорохом деревьев в садах, скрипом заборов, свистом в щелях; что-то хлопало, как плеть пастуха, и можно было думать, что этот переулок — главный путь, которым ветер врывается в город.
Он ощущал позыв к женщине все более определенно, и это вовлекло его в приключение, которое он назвал смешным. Поздно вечером он забрел в какие-то узкие,
кривые улицы, тесно застроенные высокими
домами. Линия окон была взломана, казалось, что этот
дом уходит в землю от тесноты, а соседний выжимается вверх. В сумраке, наполненном тяжелыми запахами, на панелях, у дверей сидели и стояли очень демократические люди, гудел негромкий говорок, сдержанный смех, воющее позевывание. Чувствовалось настроение усталости.
— По нашей улице из пушки стрелять неудобно, —
кривая, в
дома пушка будет попадать.
— А вот этот самый двор, — сказал мальчик, указывая на
дом, против которого крошечный белоголовый ребенок, насилу державшийся на
кривых, выгнутых наружу в коленях ногах, качаясь, стоял на самой тропинке, по которой шел Нехлюдов.
Мы спустились в город и, свернувши в узкий,
кривой переулочек, остановились перед
домом в два окна шириною и вышиною в четыре этажа. Второй этаж выступал на улицу больше первого, третий и четвертый еще больше второго; весь
дом с своей ветхой резьбой, двумя толстыми столбами внизу, острой черепичной кровлей и протянутым в виде клюва воротом на чердаке казался огромной, сгорбленной птицей.
С этих пор патриотическое возбуждение и демонстрации разлились широким потоком. В городе с барабанным боем было объявлено военное положение. В один день наш переулок был занят отрядом солдат. Ходили из
дома в
дом и отбирали оружие. Не обошли и нашу квартиру: у отца над кроватью, на ковре, висел старый турецкий пистолет и
кривая сабля. Их тоже отобрали… Это был первый обыск, при котором я присутствовал. Процедура показалась мне тяжелой и страшной.
Снова я торчу в окне. Темнеет; пыль на улице вспухла, стала глубже, чернее; в окнах
домов масляно растекаются желтые пятна огней; в
доме напротив музыка, множество струн поют грустно и хорошо. И в кабаке тоже поют; когда отворится дверь, на улицу вытекает усталый, надломленный голос; я знаю, что это голос
кривого нищего Никитушки, бородатого старика с красным углем на месте правого глаза, а левый плотно закрыт. Хлопнет дверь и отрубит его песню, как топором.
Иногда по двору ходил, прихрамывая, высокий старик, бритый, с белыми усами, волосы усов торчали, как иголки. Иногда другой старик, с баками и
кривым носом, выводил из конюшни серую длинноголовую лошадь; узкогрудая, на тонких ногах, она, выйдя на двор, кланялась всему вокруг, точно смиренная монахиня. Хромой звонко шлепал ее ладонью, свистел, шумно вздыхал, потом лошадь снова прятали в темную конюшню. И мне казалось, что старик хочет уехать из
дома, но не может, заколдован.
Иван воспитывался не
дома, а у богатой старой тетки, княжны Кубенской: она назначила его своим наследником (без этого отец бы его не отпустил); одевала его, как куклу, нанимала ему всякого рода учителей, приставила к нему гувернера, француза, бывшего аббата, ученика Жан-Жака Руссо, некоего m-r Courtin de Vaucelles, ловкого и тонкого проныру, самую, как она выражалась, fine fleur [Самый цвет (фр.).] эмиграции, — и кончила тем, что чуть не семидесяти лет вышла замуж за этого финь-флёра: перевела на его имя все свое состояние и вскоре потом, разрумяненная, раздушенная амброй a la Richelieu, [На манер Ришелье (фр.).] окруженная арапчонками, тонконогими собачками и крикливыми попугаями, умерла на шелковом
кривом диванчике времен Людовика XV, с эмалевой табакеркой работы Петито в руках, — и умерла, оставленная мужем: вкрадчивый господин Куртен предпочел удалиться в Париж с ее деньгами.
Петр Андреич сдержал свое слово. Он известил сына, что для смертного часа его матери, для младенца Федора он возвращает ему свое благословение и Маланью Сергеевну оставляет у себя в
доме. Ей отвели две комнаты в антресолях, он представил ее своим почтеннейшим гостям,
кривому бригадиру Скурехину и жене его; подарил ей двух девок и казачка для посылок. Марфа Тимофеевна с ней простилась: она возненавидела Глафиру и в течение одного дня раза три поссорилась с нею.
— Сам поджег свой-то
дом!.. — галдел народ, запрудивший улицу и мешавший работавшим на пожарище. — Недаром тогда грозился в волости выжечь всю Фотьянку. В огонь бы его,
кривого пса!..
Из кабака Кишкин отправился к Петру Васильичу, который сегодня случился
дома. Это был испитой мужик,
кривой на один глаз. На сходках он был первый крикун. На Фотьянке у него был лучший
дом, единственный новый
дом и даже с новыми воротами. Он принял гостя честь честью и все поглядывал на него своим уцелевшим оком. Когда Кишкин объяснил, что ему было нужно, Петр Васильевич сразу смекнул, в чем дело.
— О чем говорить-то? Весь тут.
Дома ничего не осталось… А где у тебя змей-то
кривой?
В этом страхе утверждал меня мальчик-товарищ, часто к нам ходивший,
кривой Андрюша, сын очень доброй женщины, преданной душевно нашему
дому.
— Эти деревянные
дома,
кривые улицы, — продолжал правовед.
Сени и лестницу я прошел, еще не проснувшись хорошенько, но в передней замок двери, задвижка, косая половица, ларь, старый подсвечник, закапанный салом по-старому, тени от
кривой, холодной, только что зажженной светильни сальной свечи, всегда пыльное, не выставлявшееся двойное окно, за которым, как я помнил, росла рябина, — все это так было знакомо, так полно воспоминаний, так дружно между собой, как будто соединено одной мыслью, что я вдруг почувствовал на себе ласку этого милого старого
дома.
Приехав в Гуслицы, я побывал в Законорье у
кривого трактирщика Семена Иванова, приятеля Чуркина, побывал в
доме самого Чуркина, недалеко от этого трактира, познакомился с его женой Ариной Ефимовной и дочкой.
— Дождик идет, — объяснил я. — При дожде все
дома кажутся
кривыми, потому что дождик сам —
кривой всегда. Птицы — вот это всё птицы — спрятались на карнизах. Так всегда бывает в дождь. А это — люди бегут домой, вот — барыня упала, а это разносчик с лимонами…
— Скажи, что я верный друг ему, никогда не забуду, — ответил он через переводчика и, несмотря на свою
кривую ногу, только что дотронулся до стремени, как быстро и легко перенес свое тело на высокое седло и, оправив шашку, ощупав привычным движением пистолет, с тем особенным гордым, воинственным видом, с которым сидит горец на лошади, поехал прочь от
дома Ивана Матвеевича. Ханефи и Элдар также сели на лошадей и, дружелюбно простившись с хозяевами и офицерами, поехали рысью за своим мюршидом.
Как из гнилых и
кривых бревен, как ни перекладывай их, нельзя построить
дома, так из таких людей нельзя устроить разумное и нравственное общество.
Вершина ходила быстро в саду, курила, улыбалась еще
кривее обычного и бормотала сердитые слова. Марта не выходила из
дому и горько плакала. Служанка Марья пыталась смыть деготь и злобно переругивалась с глазевшими, галдевшими и хохотавшими любопытными.
В брагинском
дому осталась теперь только Татьяна Власьевна с Нюшей да
кривая Маланья, которая выла и голосила в своей кухне, как по покойнике.
Окна и двери в этом
доме были
кривые, и всё в нём скрипело.
Пришли в публичный
дом. Зарубин крикливым голосом завсегдатая начал спрашивать у высокой, худой и
кривой экономки...
Он снова остановился против освещённого окна и молча посмотрел на него. На чёрном
кривом лице
дома окно, точно большой глаз, бросало во тьму спокойный луч света, свет был подобен маленькому острову среди тёмной тяжёлой воды.
Должно быть, идея у него была неясная, крайне спутанная, куцая; всякий раз, точно чувствуя, что чего-то не хватает, он прибегал к разного рода пристройкам, присаживая их одну к другой, и я, как сейчас, вижу узкие сенцы, узкие коридорчики,
кривые лестнички, ведущие в антресоли, где можно стоять только согнувшись и где вместо пола — три громадных ступени вроде банных полок; а кухня непременно под
домом, со сводами и с кирпичным полом.
Это была живая картина к той сказке и присказке: полусумасшедший
кривой дворянин, важно позирующий в пышном уборе из костюмерной лавки, а вокруг его умная, но своенравная княгиня да два смертно ей преданные верные слуги и друг с сельской поповки. Это собралась на чужине она, отходящая, самодумная Русь; а там, за стенами
дома, катилась и гремела другая жизнь, новая, оторванная от домашних преданий: люди иные, на которых страна смотрела еще как удивленная курица смотрит на выведенных ею утят.
К Бегушеву Домна Осиповна, хоть и прошла почти неделя, не ехала; он ее поджидал каждый день и не выходил даже из
дому: его очень поразил ее беспокойный и странный вид, который, впрочем, он отнес к ее нервному расстройству; наконец, он получил от нее письмо; надпись адреса на конверте ему невольно кинулась в глаза: она написана была
кривыми строками и совершенно дрожащей рукой.
Жил он в деревянном
доме с большим двором и садом, в
Кривом переулке возле Пречистенского бульвара.
Посреди села находился небольшой пруд, вечно покрытый гусиным пухом, с грязными, изрытыми берегами; во ста шагах от пруда, на другой стороне дороги, высился господский деревянный
дом, давно пустой и печально подавшийся набок; за
домом тянулся заброшенный сад; в саду росли старые, бесплодные яблони, высокие березы, усеянные вороньими гнездами; на конце главной аллеи, в маленьком домишке (бывшей господской бане) жил дряхлый дворецкий и, покрёхтывая да покашливая, каждое утро, по старой привычке, тащился через сад в барские покои, хотя в них нечего было стеречь, кроме дюжины белых кресел, обитых полинялым штофом, двух пузатых комодов на
кривых ножках, с медными ручками, четырех дырявых картин и одного черного арапа из алебастра с отбитым носом.
По рассказам Дарьюшки,
дома кривой читал свои большие книги и порою разговаривал сам с собою; слободские старухи назвали его колдуном и чернокнижником, молодые бабы говорили, что у него совесть не чиста, мужики несколько раз пытались допросить его, что он за человек, но — не добились успеха. Тогда они стребовали с
кривого полведра водки, захотели еще, а он отказал, его побили, и через несколько дней после этого он снова ушел «в проходку», как объяснила Волынка.
Но
кривой плохо выбрал время: каждого человека в этот час ждал
дома пирог, — его пекут однажды в неделю, и горячий — он вкуснее.
Я хотел слегка упомянуть, как Трифон Столыгин успел в две недели три раза присягнуть, раз Владиславу, раз Тушинскому вору, раз не помню кому, — и всем изменил; я хотел описать их богатые достояния, их села, в которых церкви были пышно украшены благочестивыми и смиренными приношениями помещиков, по-видимому не столь смиренных в светских отношениях, что доказывали полуразвалившиеся,
кривые, худо крытые и подпертые шестами избы; но, боясь утомить внимание ваше, я скромно решаюсь начать не дальше как за воротами большого московского
дома Михаила Степановича Столыгина, что на Яузе.
Спрашиваю
дом Аксиньи
кривой.
— Мы не согласны, — возвысила голос
кривая мать Измарагда. — Не подобает православным христианам австрийского благословения принимати, ни службы их, ни крещения, ни даже молитися с ними, ниже в
дому их пребывати… То — часть антихристова полка.
Марк Иванович и не докончил, ибо все увидели ясно, что Семен Иванович еще не отрезвился и бредит; но хозяйка не вытерпела и тут же заметила, что
дом в
Кривом переулке ономнясь от лысой девки сгорел; что лысая девка там такая была; она свечку зажгла и чулан запалила, а у ней не случится, и что в углах будет цело.
Повечеру пришел первый писарь Судьбин и объявил, что след отыскался, что видел он беглеца на Толкучем и по другим местам, ходил за ним, близко стоял, но говорить не посмел, а был неподалеку от него и на пожаре, когда загорелся
дом в
Кривом переулке.
Низенькая
кривая дверь вела внутрь, и весь
дом казался старым, покосившимся и покрытым заплатами, как нищий, и было удивительно, как совсем не повалила его сильная и буйная вода.
На полдороге к
дому, у
Кривой Балочки, Горчаков и его жена увидели оседланную лошадь, которая стояла неподвижно и нюхала землю. У самой дороги на кочке сидел рыжий казак и, согнувшись, глядел себе в ноги.
— Ладно, — молвил ямщик и, обо́дрясь, хлестнул по лошадкам, прикрикнув: «Эх вы, сердечные!» Своротил он налево и
кривыми закоулками доехал до построенного на скитский лад большого
дома с раскрашенными ставнями, с узорчатой резьбой над окнами.
Вот полуразвалившиеся бойницы крепости, вот
кривая улица, ведущая к
дому деда… По ней двенадцать лет тому назад русский воин и князь увозил, пользуясь покровом ночи, неоцененную добычу — красавицу-горянку.
Евгений Петрович сел за стол и потянул к себе один из рисунков Сережи. На этом рисунке был изображен
дом с
кривой крышей и с дымом, который, как молния, зигзагами шел из труб до самого края четвертухи; возле
дома стоял солдат с точками вместо глаз и со штыком, похожим на цифру 4.
Как ни жалки по деревням
дома бедных людей, такого заваливающегося
дома, как
дом солдатки, я давно не видал. Не только вся крыша, но и стены перекосились, так что окна
кривые.
Антон идет за своим вожатым в темноте, не зная, куда его ведут; он знает только, что они не вышли из города и что они идут по тесным,
кривым улицам, потому что беспрестанно готовы наткнуться на угол
дома.
Да еще в
доме был
кривой кучер Кузьма, горький пьяница, который на старой сивой лошади возил и воду, и воеводу.
— Нет, — говорил он своему расстроенному союзнику, — нет, пташки мои
дома, там плачут; нет, я только к тебе и шел на одну минутку; — и он настоял на своем и на другой же день пошел опять в обратный путь бодро, постукивая своей длинной палкой и нетерпеливо подергивая своим
кривым носом.